Кантор, или песнь знака

Эрик Нолло

С Востока еще раз. Как всегда с Востока приходит свет, как всегда, с Востока приходит новое важное произведение. Двадцать, тридцать раз мы переживали это в кино. Когда вдруг из темноты возникали изображения, как будто примитивное мгновение расширялось, чтобы родить вселенную, - и мы открывали "Солярис" Андрея Тарковского, "Туринскую Лошадь" Белы Тарра, "Короткий фильм об убийстве" Кшиштофа Кесьлевского, "В тумане" Сергея Лозницы, и "Сына Саула" Ласло Немеша.
Двадцать, тридцать раз мы это переживали в литературе. Книга втягивала нас в параллельное измерение, - и мы открывали Колымские Рассказы Варлама Шаламова, Без судьбы Имре Кертеса, Мастера и Маргариту Михаила Булгакова, "Великий Роман" Ладислава Клима, "Зима великого одиночества" Исмаила Кадаре, "Приключения в непосредственной нереальности" Макса Блехера или "Ненаситымость" Станислава Виткевича.
Произведения-миры для одних, произведения-соборы для других, - затем неизменно проигрывающие соревнование «часовням» Сен-Жермен-де-Пре, где писатели обоих полов «поднимаются на амвон», чтобы сообщить «пастве», что они обнаружили новую морщину на своем пупке.
Трудно понять, что больше всего впечатляет в Максиме Канторе: то, что знаменитый художник является автором романов редкой силы, мастерски владеющим литературным талантом, или то, что талант ему позволяет весьма свободно обращаться со столь сложным историческим материалом. Что касается мастерства, импонирует, среди других примеров, умение точно и кратко передать судьбу советских евреев, которые перешли с условий исследователей ленинизма к состоянию искупительных жертв сталинизма : "Тогда интеллигенцию высылали, теперь новая экономическая политика звала докторов наук обратно. Корабль приплыл в СССР - и Соломон помнил отца, спускающегося по сходням на берег; Моисей Рихтер был в синем шерстяном костюме, в котором совершал торжественные поступки: в нем же ушел в тюрьму, в нем Моисея и похоронили». 
Кто скажет лучше? А особенно: кто скажет короче?
Что касается истории. Как считал венгерский писатель Петер Эстерхази,  Железный занавес  и Берлинская стена  даже после своего падения проводят демаркационную линию между двумя Европами: "Французы, похоже, считают историю истинно неоспоримой реальностью, c которой необходимо поддерживать некоторые отношения, но которая на самом деле уж не такая важная, и не особенно опасная. В соответствии с западной концепцией, история была частью пейзажа, между тем как в остальной части континента  она скорее рассматривалась как монстр или дух, способный внезапно время от времени появляться, и явление которого имеет ужасные последствия». Возможно, эти положения  стали понятнее после 7 января, и тем более после 13 ноября 2015 года. Но непонятно, кто еще, кроме Кантора, мог бы на нескольких страницах так легко объединить мигрантов в Средиземноморье, войну на Украине, кризис прибавочной стоимости, императрицу Екатерину, Маргарет Тэтчер, Вавилонскую башню, состоявшееся царство олигархов, цинизм, ставший видом современного искусства, и бронепоезд Ленина.
В изумительной второй главе «Красного Света» - групповой портрет, выполненный в залах посольства Франции в Москве - Кантор определяет символом русского 21-го века галериста Базарова, как офицер был символом 19-го века, а з\к – символом века 20-го. Не случайно упоминается Солженицын, а Cледователь вызывает у гостей тот же ужас, что и Ревизор в маленьком городке, описанном Гоголем. Тут и там одно стремление к сочинению всеобъемлющего произведения, к палимпсесту великих текстов прошлого.
Коррупционер Базаров - изобретатель выражения: «Зачем экономика рыночная, когда существует базарная?». Базаров и ему подобные виртуозы постсоветской игры в наперстки, алхимики современности, утверждают: «Словарь изменился. Вместо «деньги» мы начали говорить «бабло». Вместо «товарищ» - «клиент», вместо «идеал» - «проект». И заставили граждан освоить этот жаргон, как это когда-то произошло с непроизносимыми коммунистическими терминами  «комиссар» и «трудодни». По-английски это называют update, - пересказ предыдущих серий. 
Вся эта мерзость, продолжающая разлагать мир, представлена сквозь призму  наблюдений Соломона Рихтера, который наделен таким же «механическим глазом», как Дзига Вертов. Вертов снимал новые зори, Рихтер фиксирует последние закаты, готовясь умереть. Если Поль Вале, французский поэт русского происхождения, считал, что «прикованный к постели больной видит небо на правильной высоте», - то кажется, что умирающий видит землю с правильного расстояния. Больше времени, чтобы уточнить слова, впечатать кулаком точки в различные «i» и призвать к атаке, если опять вспомнить Поля Вале. 
Кругу путинофилов (который теперь много шире круга умерших поэтов) можно только посоветовать прислушаться к умирающему. «Исключительно прозрачные, хрустальные глаза имел император-президент; вызывал доверие. Но в своем воззвании к внешнему миру употребил те же аргументы, кои использовал Гитлер в послании Невилу Чемберлену, - и Соломон Рихтер, дряхлый историк, ужаснулся тому, что помнит речь Путина наизусть: оказалось, что это было письмо Гитлера Чемберлену от 23-его августа 1939 года" . 
Широкие панорамы, мгновенные  снимки («мы не могли бы уничтожить социализм, не переходя в империю», «все видные люди в настоящее время связаны с вором и с убийцей через одно рукопожатие», «украинцы были антисемитами, а стали евреями»), - Кантор «чувствует кадр».
Кантор исследует действительность, наводит объектив на резкость, и передает реальность нам на рассмотрение целиком. Прежде чем стало слишком поздно. 
Кантор - агент разоблачитель.