"Вечер с бабуином" Максима Кантора

Лев Данилкин,

журнал "Афиша", 5-18 ноября 2007

Насчет Максима Карловича Кантора — художника, писателя и философа, необязательно именно в этой последовательности, — существуют разные мнения; мнение вашего обозревателя секретом не является, так что мы не станем сейчас обсуждать его картины или Роман, «Учебник рисования», — просто потому что потому: парламент не место для дискуссий.

Информационный повод состоит в том, что Кантор, так или иначе обвенчанный едва ли не со всеми музами, и, вообще-то, это не секрет, занятый вторым большим романом — про войну, неожиданно (хотя когда, собственно, Кантор соответствовал чьим-либо ожиданиям?), отдал предпочтение Талии, что в переводе на человеческий язык означает: взял да и написал восемь комедий.

Вот в некоем заграничном отеле сталкиваются представители русских «сливок общества» — все мошенники и христопродавцы. Вот склонный к садистским экспериментам олигарх и философ-любитель предлагает интеллигенту сыграть в карты на собственную жену. Вот в прямом эфире радио «Эхо России» происходит странный случай. Вот мировая элита — президенты, премьеры и муллы, шокирующим образом все заодно, — вырабатывает совместные планы бомбардировок, народных бунтов и контрреволюций. Вот расследуется убийство богатой старухи, у которой было шестеро высокопоставленных мужей, теперь претендующих на ее наследство.

Учитывая стандартный репертуар современных театров, можно предположить, что канторовские пьесы предназначены скорее для чтения, чем для постановки; а между тем там есть замечательно забавные сцены, предоставляющие широкий диапазон возможностей для лицедейства, и вообще все пьесы стопроцентно соответствуют заявленному жанру комедии: ударные реплики, неожиданные трансформации, далекая от сиюминутности злободневность, резко выраженные позиции. Кантор — мыслитель, в совершенстве владеющий искусством майевтики, но перед нами именно пьесы, а не — чего можно было опасаться — сократические диалоги, расписанное по ролям философствование: здесь встречаются очень живые герои и, главное, практически для каждой пьесы выдуман уникальный драматургический ход, своя загогулина, позволяющая автору рассказать историю о приключениях людей, а не только пожонглировать абстрактными идеями; так, одна из пьес — натуральный детектив.

Хотя нет, не натуральный — именно что театральный. Театр — идеальная среда для канторовских персонажей, потому что мир, в котором мы оказались, есть не что иное, как сплошное надувательство. Чтобы добиться какого-либо успеха здесь, тебе нужна маска — и поэтому все здесь выдают себя за кого-то еще: русские — за иностранцев, иностранцы — за русских, актеры — за политиков, карманники — за художников, бандиты — за филантропов, диктаторы — за слуг народа, несуществующие люди — за существующих. Подразумевается, что граница между театром и жизнью стерлась, двуличная власть, апеллирующая к идеалам свободы и прогресса, на самом деле есть сообщество профессиональных актеров. Эти менеджеры глобального мира настолько измельчали, настолько пошлы, настолько мещане, что даже злодеяния их выглядят карикатурно; они не в состоянии придумать никакую оригинальную философию зла; ну да, раз история кончилась, «какие теперь у философии вопросы? Нет больше вопросов. Все ясно», как замечает один из персонажей, экс-редактор, разумеется, журнала «Вопросы философии».

За Кантором-пересмешником отчетливо виден Кантор — проповедник этики, в основе которой — христианские ценности и талант возвращать кураторам гонорар, разделять судьбу собственного народа. Кантор очень, очень зол и язвителен; вся эта мировая сволочь вызывает у него припадки настоящего, химически чистого, маяковского гнева; мало кто из писателей сейчас позволяет себе его не то что высказывать, но даже и испытывать. Довольно просто дезавуировать канторовские тирады как смехотворные и еще легче, прибегнув к вырванным из контекста цитатам, свести канторовскую мораль к коллекции трюизмов: «общий принцип подлости», «перманентное убийство», «получается, что демократия — это право сильного». Кантор, разумеется, знает о своей уязвимости, однако не боится быть смешным и делает то, что делает: демонстрирует, что черное — это черное, а белое — белое, с донкихотовским достоинством, прямой спиной и поднятым подбородком.

Пьесы сами по себе, Роман сам по себе, однако у нас есть основания воспринимать «Вечер с бабуином» и «Учебник рисования» как единый ансамбль. Нельзя не заметить, что основные амплуа персонажей — все те же, специфически канторовские: художник-авангардист, интеллигент-рохля, интеллигент-либерал, политик, диктатор, олигарх; да и содержание, по сути, примерно то же — что скрывается за словами «цивилизация», «свобода», «демократия» в современном обществе, табуированная для инспекций зона «авангардного искусства», скрывающая колоссальную фальсификацию, глобализация и ее подоплека, тихая дехристианизация Запада, народ и интеллигенция, судьба России, диссидентство и сервильность; только теперь Кантор «думает» эти мысли какими-то иными способами — форма пьесы позволяет ему эффективно развивать экстравагантные коллизии, загонять персонажей в самый угол доски, не заботясь о том, что с ними дальше делать в романе.

Таким образом, по идее, пьесы должны были предшествовать Роману как эскизы большой картине, однако почему-то получилось наоборот; пожалуй, это как раз тот случай, который один из здешних интеллектуальных паяцев охарактеризовывает словосочетанием «перформативная контрадикция», — когда по закону вроде должно быть так, а по жизни получается совсем иначе. Остается понадеяться, что феномен перформативной контрадикции еще раз проявит себя, и сборник пьес ненавидимого истеблишментом художника взбаламутит болото так же основательно, как полтора года назад — «Учебник рисования».