Учимся рисовать
Дмитрий Воевода
Парк.Ру, рубрика "Культпросвет"
15.05.2006
Нет сейчас книги более неоднозначной и скандальной, чем
роман Максима Кантора "Учебник рисования". Десятки
узнаваемо изображенных на его страницах людей искусства
хором пишут разгромные рецензии, а "нормальные" читатели
просто не берут книгу в руки - слишком толстая. Между тем
известный художник просто нарисовал правду. Не больше, но
и не меньше.
Издательство "О. Г. И."
, специализировавшееся до сих пор
в основном на тоненьких книжках современных стихотворцев,
"не тянущих" на элитную серию "Пушкинский фонд", и прочей
достойной, но безопасной продукции, выступило неожиданно и
мужественно. "Учебник рисования" Максима Кантора - книга,
вываливающаяся из всех стандартов, считающихся в
современном литературном быту приличными. Во-первых, это
ни много, ни мало, а полторы тысячи страниц; огромные
белые тома грозят оборвать дамскую сумочку. Во-вторых, это
роман идей (жанр, как знает каждый прогрессивный
индивидуум, давно почивший). В-третьих, роман этот -
плевок в лицо всей эпохе, но в первую очередь тем, кто
будет его читать: знаменитой русской интеллигенции,
которой ясно высказано, чем она добровольно стала и что
это за бурые пятна у нее на руках.
История последних 20 лет нашей страны
показана с
необычного ракурса: изнутри московской арт-тусовки. Максим
Кантор - художник. Успешный и известный как в России, так
и за рубежом. Участвующий в так называемом "современном
творческом процессе". Коллеги не ждали от него удара в
спину; вольно ж им было быть беспечными - Кантор не
пощадил никого. В том числе себя, но это не важно.
Неизбежны яростные и высокомерные отзывы оскорбленных
представителей художественного сообщества, узнавших себя и
свой мир на страницах канторовской книги. Но бессмысленно
бить того, кто сам раскрылся и сказал: "Бей!" - он
выдержит.
А Кантор именно раскрылся, демонстративно
подставился под
все предсказуемые удары. Книга фантастически наивна. Автор
стремится дать моральную оценку чуть ли не всему развитию
человечества за последние десятилетия, а для этого,
естественно, необходимо представить это развитие как
систематическое, что, понятно, удается ему не лучше, чем
удавалось, например, Марксу (кстати, именно с "Капиталом"
сравнивает свою книгу сам Кантор). Книга несправедлива по
отношению ко многим конкретным людям и обстоятельствам,
читателя покоробит определенная, за уши притянутая
неправда, сказанная, например, о Горбачеве или
Солженицыне. С другой стороны, абсолютно фантастическая
история хорька, прошедшего нелегкий путь от изнасилованной
жертвы смелого перформанса до депутата и одного из
вершителей судеб страны, выглядит вполне честной
иллюстрацией времени.
Довольно смешно читать описания бесед
российских
президентов и олигархов - понятно, что автор рядом не
стоял и свечку не держал. Но, в отличие от политического
детектива - жанра, в котором упражняется, например,
Проханов, - подобные неубедительные фрагменты не
составляют существо книги Кантора. Поскольку они были
нужны ему для достижения главной цели - постольку он их
написал. Конечно, смешно читать, что авангардный художник
Гриша Гузкин, делающий карьеру через постель немецкой
баронессы, в итоге узнает, что как раз ее дед бомбил
Гернику, а дядя отличился по части уничтожения могилевских
евреев. Смешно узнавать, что дюссельдорфский дантист,
оказывается, правит миром, а смертоносный призрак
испанской революционерки Марианны Герилья состоит в
домработницах у бывшей жены скульптора с громкой
грузинской фамилией. Смешно читать чуть ли не
двадцатистраничный диалог между убийцей с топором в руке и
его не теряющей самообладания жертвой - однорукой, но
бессмертной. Но именно так смешны и неправдоподобны
диалоги Порфирия Петровича с Раскольниковым, именно так
нелепа и неправдоподобна тетрадь Ипполита в "Идиоте". Не
желая сравнивать художественные достоинства, скажу
все-таки, что эта повсеместная неправдоподобность деталей
и очевидная правдивость книги в целом роднит Кантора
именно с Достоевским. По цели высказывания "Учебник
рисования" наиболее близок к "Бесам". Советское и
антисоветское литературоведение бесами сочло
революционеров-социалистов и закрыло тему, но у каждого
времени свои бесы, и Кантор показал нам - наших.
Большинство типажей его книги очень узнаваемы, и в то же
время почти все они - типичные "граждане кантона Ури".
Конечно же, значительное место в
романе отведено
рассуждениям об искусстве, прежде всего - об авангарде. О
его идейных истоках, о его связях с христианством,
революцией, фашизмом. Как всякое обобщение, канторовские
оценки чрезмерны. Но они умны, основательны и
последовательны. В конце концов, должен был не дилетант, а
признанный профессиональный художник однажды громко
сказать по поводу "Черного квадрата", дюшановского
писсуара и всего наследовавшего им искусства, что
"король-то голый". Кантор это сказал, причем предельно
убедительно. За что лично я испытываю к нему огромную
признательность. Не умеющий рисовать лошадку не имеет
права зваться художником. А тому, что для этого нужно
умеющему, посвящены идущие контрапунктом к основному
действию коротенькие главы собственно учебника рисования.
Они, кроме технических советов и экскурсов в историю
живописи, полны тривиальных истин и этического пафоса. Но
тривиальная истина - это истина, а без этического пафоса
настоящее искусство невозможно. Подобный взгляд сейчас
настолько маргинален, что для его публичного высказывания
нужна, пожалуй, даже и смелость. Что ж, похоже, Кантор не
трус.
"Учебник рисования" - роман-миссия.
Он написан с простой,
скромной и нескрываемой целью - спасти Россию. С архаичной
убежденностью русского писателя, что если слово правды
будет сказано до конца, то и спасение уж как-нибудь да
устроится. Не случайно художник Кантор отложил кисть ради
клавиатуры: для литературоцентричной еще вчера России
слово, несомненно, сакральнее цвета. В связи с этим,
приближаясь к финалу книги, я испытывал нарастающее
беспокойство: как вывернется автор - Россия-то вон, за
окном, и не спасена по-прежнему. Спасут канторовские герои
отечество - соврет романист, не спасут - уж больно обидно
будет, деморализующий эффект огромный, еще один гвоздь в
крышку...
А лучшие из персонажей книги и за
сотню страниц до конца
все мучаются традиционным интеллигентским гамлетизмом, да
и что они могут! (Вообще, гамлетовские аллюзии в романе
повсеместны, ходящие парой искусствовед Роза Кранц и
правозащитница Голда Стерн - лишь самая поверхностная из
них). Вывернулся Кантор виртуозно и неожиданно мудро для
столь страстного повествования. Каждый из тех немногих
героев, от которых хоть чего-то можно ожидать, совершает
свой подвиг. Почти во всех случаях бессмысленный, нелепый
и неудачный. Некоторым он стоит жизни, другим - свободы. С
Россией все по-прежнему. Кроме одного маленького нюанса:
страх преодолен, честь спасена. Хотя бы кем-то. А значит,
и в общем случае все не безнадежно. Снова несчастливый
художник пишет картины, и снова русские мальчики клянутся
у камня на Воробьевых горах - читатель может смеяться.
"Это ничего, человек часто смеется над добрым и хорошим;
это лишь от легкомыслия; но уверяю вас, господа, что как
усмехнется, так тотчас же в сердце скажет: "Нет, это я
дурно сделал, что усмехнулся, потому что над этим нельзя
смеяться!""