НОВАЯ ИМПЕРИЯ МАКСИМА КАНТОРА

ДАРЬЯ АКИМОВА

НоМИ ("Новый Мир Искусства", №2, 2005)

Максим Кантор выпустил в свет книгу офортов "Метрополис". Европейская серия выставок его новой живописи и графики недавно продолжилась большой экспозицией в венецианском "Квирини Стампалиа" и выставкой графики в московской галерее "Крокин". Выставки названы "Новая империя".
Кантор - едва ли не единственный современный художник, которого можно назвать философом. Он сам поэтому отказывается от титула "современный", предпочитая общество художников раннего Ренессанса. Даже буквально такое общество у его работ есть: в музейном собрании Квирини Стампалиа висит Джованни Беллини, а в отделе графики лондонского Британского музея по соседству с офортами Кантора обитают рисунки Микеланджело.
И в самом деле, современный художник (представитель contemporary art) - это тот, для кого "социально-политический контекст" жизни означает либо удачную дворцовую интригу той или иной партии (будь эта партия за т.наз. соцреализм - или, наоборот, за "прогрессивное" искусство), либо понятие из презираемого школьного учебника. Ни то, ни другое неверно, но понять это можно лишь в том случае, если "социально-политический контекст" становится поводом для философского и художественного анализа действительности. Образно говоря, это понятно лишь тогда, когда художник играет в шахматы и думает на пять ходов вперед, а не только изображает одну из фигур на доске. Кантор играет в шахматы хорошо.
"Новая империя" - это мир, в котором существуют война и ложь, новые Вавилонские башни и замкнутые границы открытого общества, не замечать которых и не анализировать которые Кантору стыдно. Впрочем, папа Римский и бирнамский лес Шекспира, лица родителей и московский синий вечер также в этом мире есть. На выставке в Квирини Стампалиа добро и зло сосуществуют примерно так же, как судьбы в его офорте про большой дом ("Common House").Один из залов венецианского музея отдан его грустным философам "Пьеро и Арлекино" и натюрмортам с книгами, второй - гражданской живописи, третий - теме дома и "Блудного сына", и так дальше.
Кантору скучно писать миниатюрные картинки и печатать крошечные офорты, и тем более скучно делать их мало - работ много, и они так же монументальны, как и их идеи. В его картинах хорошо долго бродить, чтобы приняв или не приняв мысль автора (а есть шанс не принять, потому что его работы умеют ранить), оценить их как эстетическое явление - например, живописную дерзость того же "Пьеро и Арлекина" с пронзительным сочетанием красного и розового, или разобраться в детально прописанных фигурах, из которых составлен нервный вихрь пространства офортов.
Офорты "Метрополиса" - вторая часть большого проекта художника: чуть больше трех лет назад появилась первая книга - "Пустырь", офорты и текст которой (философские письма) были посвящены России: двум ее лицам, восточному и западному. На уровне художественной техники Восток был представлен суровой ксилографией - гравюрой по дереву, а Запад - виртуозным офортом, самой "европейской" из графических техник, требующей от автора предельной художественной откровенности. "Пустырь" увидели не только европейцы и даже не только посетители выставки в Третьяковской галерее, но и собственно зрители в России - от Дальнего востока до Тольятти, то есть те, кому "Пустырь" посвящался.
Вторая книга, напечатанная снова в лондонской мастерской, рассказывает о Европе, и рассказывает, ничуть не снижая градуса страсти "Пустыря". В "Метрополисе" офорт сочетается с цветной литографией, которые соотносятся примерно так же, как кость - и плоть, как цвет на полотнах венецианцев - и флорентийский строгий рисунок, как идея - и ее воплощение. Среди героев - Блаженный Августин и Франциск из Ассизи, политики и инфернальные мусорщики, Геката и Левиафан, ослепленный Самсон и безымянный европейский потребитель. Подлинное, страстное, живое - как правило, нарисовано офортной иглой. Извечная тема истинного и мнимого - в религии, политике, искусстве - обусловила появление нескольких "Hommage"'ей: офортов, посвященных превращению настоящего (веры, истории, творчества) в подделку.
"Оммаж деконструкции" из всех семидесяти офортов лучше всего характеризует авторское отношение к беспредметной живописи: расчленение предмета в искусстве постмодернизма трактовано как буквальное расчленение живого тела. Это расчленение более не воспринимается зрителем как трагедия, тем самым вовлекая самого человека в водоворот "деконструкций", где он сам может стать лишь частью чего-либо прогрессивного эксперимента. Еще на то указание - офорт "Жертвы искусства" - крошечные куклы, зажатые в кулаке монстра, лицо которому заменяет классический знак авангарда - квадрат.
Сравнивать альбомы "Пустырь" и "Метрополис" лучше всего было в венецианской Querini Stampalia, где листы графики разбегались в разные залы и стороны с первой общей стены: Россия - налево, Запад - направо: две карты двух миров, перекликающиеся друг с другом. Впрочем, "Пустырь" и "Метрополис" - это не просто рассказ о России и Европе, и уж точно - не исключительно политический манифест. Это путешествие автора по культурам и по маршруту Данте Алигьери: из Ада - в Чистилище. Следуя авторской логике, необходима и третья книга: она должна быть если не "Градом Божьм" или "Раем", то целостным (утопическим) образом, который представит зрителю новый Телем.
Дальнейший маршрут выставки, уже побывавшей в Германии (Felix Nussbaum Haus в Оснабрюге и Эссен): Ulster Museum в ирландском Белфасте; Люксембург (Centre Culturel de Rencontre, Abbaye de Neumunster); в декабре "Новая Империя" 2005 вновь отправится в Германию - в Дуйсбург (Museum Kuppersmuhle) и Берлин. В Берлине планируется устроить нечто вроде биеннале одного художника на нескольких выставочных площадках - в Академии художеств, галерее "Нерендорф" Флориана Карша и других.